Я в гостях у Народного Артиста, музыканта Романа Матсова. В семье Астмик и Романа, супругов, которые прожили долгую и красивую жизнь.

Роман Матсов: Астмик, и я - музыканты,  всю жизнь посвятили классической музыке...  а вместе уже почти шестьдесят лет.

Ярослава:  Можно сказать, что вас соединила музыка?

Роман.:  Конечно, я учился в Берлине, в Академии...Когда у нас в Эстонии случился большевистский переворот, в сороковом году меня послали в Ленинградскую Консерваторию, потому что уже на Запад  нельзя было ехать, там была война.  Мне посчастливилось  встретиться с моей будущей суженной именно в Ленинградской консерватории.

В первый же день, как я только приехал, зашёл в класс скрипки и увидел урок Астмик с профессором Эйдлином.

Я - эстонец, а - предо мною - кавказка! и притом такая исключительная красота, эмоциональная, интересная  и  скрипачка хорошая! Меня это очень пленило.

Ярослава.: Астмик, а как вы встретили своего Ромео, ведь так зовёте своего мужа?

Астмик. Да, мой  Ромео... тогда в общежитии  увидела, что Роман стоит в обществе  студенток и что-то рассказывает...а у меня  полотенце через плечо, я направлялась в ванную, но остановилась, послушала...

Девочки, с которыми  вместе жила,  спрашивают:”Ну, что? Каков он?” - Я отвечаю: ”Фанфарон!”

Мне показалось, что Роман что-то уж чересчур “рисуется,”а окружившие внимают в полном восхищении...Это - первое впечатление от человека с которым, как оказалось, предстояло прожить всю жизнь...”Фанфарон”!

Впечатление - которое потом не оправдалось! ...вечером того же дня мы встретились в консерватории - и с тех пор началась наша дружба... В один прекрасный день Роман пригласил меня  в Оперу, шла “Пиковая Дама”... с Печковским!... Вечер, я сижу в своей комнате -

одетая...готовая к выходу и жду Романа. Его нет и нет...я сижу...жду, думаю: Боже мой!...неужели - он - забыл? Пригласил и забыл? Я в таком...нервном волнении...и вдруг, уже спустя час после начала первого акта...спустя час! - в мою комнату входит Роман, в приподнятом настроении и радостно осведомляется: “И так? Мы пойдём?...”

Я растерялась, но совладала с собой и ответила: “Не знаю, как вы...но я  привыкла появляться в Опере к первому действию!” Он говорит: ”А. что случилось?” - “Случилось то, что Опера давно идёт...”

Он вдруг встревожился: “Как - идёт? Не может этого быть! Почему?

Потому, что они во-время начали!” И мы  побежали что было сил  в Оперу! Взлетели по лестницам на спринтерской скорости... у нас, бедных студентов, были билеты аж на самую верхотуру...И эта пробежка, этот спринтерский рекорд- моё первое впечатление о “пунктуальности” Романа... Увертюра нашего романа.! Мы всюду ходили вдвоём, было множество впечатлений, музыкальных открытий. Жизнь наша в Ленинграде была очень интересная и насыщенная. Жизнь была счастьем...до тех пор пока... В тот день мы были в Павловске,   чудесно! солнце, неописуемой красоты ландшафты, дворцы, мы вместе...а когда вернулись в город...

Роман.:  БЫЛО ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО ИЮНЯ 1941 ГОДА...

Астмик.: Заходим в дом...брат мой Татеос говорит:  Обьявили войну...

Ярослава.:  Сколько  лет вам было?

Роман.:  Двадцать один Астмик...и двадцать три мне...

Астмик.:  Затем сказали, что Консерваторию эвакуируют в Ташкент. Я была уверена, что Роман поедет со мной, а он говорит, что не может ехать в тыл, когда все идут на фронт и  должен записаться добровольцем.

Р.: Шостакович, Грубер, Друскин, вся профессура пошла добровольно в военкомат. Как же я мог остаться? Пришлось отправлять Астмик с консерваторией...

А.: Эвакуировали в Ташкент, а Роман - пошел на фронт...

Р.:  И там был такой случай. Я остановился, чтобы закурить, шёл с двумя военными, молодыми людьми,  они продолжали идти вперёд...а в этот момент - разрывная пуля...

А.: Они погибли, а Роман чудом остался жив...

Я..:  Возможно, тогда от смерти его спасла ваша любовь?

Р.: Ну да! Конечно!

А.: Но потом он был ранен, медицинские сёстры вынесли с поля боя, поместили в госпиталь...

Я.: А как сложилась Ваша жизнь,  Астмик в Ташкенте?

А.:  В Ташкенте было не просто. Занятий практически не было...внешне выдерживалась форма. Посылали нас, студентов консерватории на сбор хлопка...жуткая жара была, очень тяжело. Но нам с сестрой повезло. Одна добрая женщина пустила к себе жить и мы у неё жили до тех пор, пока папа не прислал вызов, чтобы мы могли уехать в Батум, где была моя Родина...

Я.Ч.: А вы получали письма от Романа?

А.:  Письма?...Нет, всё пропадало...он послал мне свой аттестат,  я ведь фактически осталась без денег...

Р.:  Я был офицером и мог послать аттестат своей жене, но он исчез и не пришёл...

А.: Кто- то его “перехватил”.

Я.Ч.:А как долго вы не слышали о Романе, не получали известий?

Р.:   Думаю, что полгода, пока валялся по госпиталям в Сибири...

А.:  А до этого, когда Роман лечился в Ленинграде, начальником Штаба был мой брат Тотеос, он опекал Романа, приезжал в госпиталь, приносил какую- то еду...в то время была блокада! он приносил пачку печенья...

Р.:  И папиросы! Те, кто были в палате отворачивались, но, я конечно,  раздавал, на всех делил эту пачку.

Я.Ч.:  В военной части знали, что вы - музыкант?

Р.:  На фронте никто не знал, там я был командиром роты.

Я.Ч.:  Вам известно было где находится Астмик и что с ней?

Р.:   Знал, но не мог отвечать, был ранен, пробовал писать левой рукой,  эти письма она ещё получала...

Я.Ч.:  И как произошла встреча после долгой и драматической разлуки?

Р.: Эта разлука - была ЕДИНСТВЕННОЙ - всё остальное время, всю жизнь мы были вместе всегда,  ездили на концерты  на Запад и на Восток... А встреча наша произошла так: рука моя к тому времени была  парализованна,  ни пианистом, ни скрипачём  уже не мог быть,( я же два факультета окончил в Консерватории по классу скрипки и рояля)...а в то время   Секретарь  компартии Эстонии Н.Каротамм устроил так, что все музыканты- инструменталисты оказались сосредоточены в городе Ярославле в Симфонический Оркестр. И у них не было дирижёра, он предложил: :Ну, что ж! Если  теперь ты без руки...что  из тебя получится? Музыковед? Композитор? Поезжай-ка в Ярославль главным дирижёром и художественным руководителем оркестра.

Я поехал и основал симфонический оркестр. Нас было 65 человек со всех городов, эвакуированных из Эстонии музыкантов, мобилизованных и разбросаных по разным местам. Часть была в Чебаркуле, часть  в Камбарке, в самых отдалённых “дырах” Сибири. В Ярославле  мне пришлось осваивать новую профессию, я попросил Каротамма, чтобы он выписал и жену в Ярославль. Она скрипачка, сразу на пульт первых скрипок и села.

А.:  Когда папа меня проводил...то сказал, что потом корил себя: “Боже! Что я сделал! Я отправил её одну в эту голодную Россию!”...Военное время, поезда, пересадки...Наконец, я приехала в Москву, в полной уверенности, что меня будет  встречать мой будущий муж, но на перроне никого не оказалось!...

Р.: Потому что поезд опоздал на 13 часов.

А.: Роман всё  время ждал, а потом случайно уснул на вокзале. Я купила билет и поехала в Ярославль! Приезжаю...Анна Клас, пианистка, мне говорит: ”Ой! Роман поехал за вами в Москву!..” На следующий день  появляется Роман...Вот такая была встреча в Ярославле. Началась наша жизнь вдвоём, нам выделили комнату в гостинице...

Р.: Номер тринадцать!... И вообще, - число “13” нас сопроваждает всю жизнь! Мы встретились 13 декабря 1940 года.

Р.: В 1942-м году мы зарегистрировали свой брак в Ярославле.

Я.Ч.: Помните этот день?

А.: Мы сели в лодку  и поплыли по Волге. А результат оказался такой, что моё платье, очень красивое промокло. Лодка оказалась, дырявая!

Я.Ч.: А кольца были у вас?

А.: Нет...кольца были уже потом, когда мы приехали к родителям.

Р.:  Нам презентовал их папа, за эти кольца мы столько настрадались,  в большевистское время они были нежелательны, символ христианства и мещанства, я даже ходил в ЦК и доказывал, что обручальные кольца - знак нерушимости брачных уз, любви, семьи.  Вот эти самые кольца мы до сих пор носим, больше полувека.

А.: После  Ярославля  приехали в Таллинн?

Р.: Ну нет!  мы ждали нашего первенца!

А.: Который родился в доме моих родителей в Батуми.

Р.: Мы совершили  поездку... нечто вроде свадебного путешествия, от Москвы до Астрахани на пароходе, затем в Гудермес, а от Гудермеса до Махачкалы, потом в Баку, Тбилисси и наконец Батуми!  Настоящий круиз! Столько мы увидели тогда!

Я.Ч.:  Кто дал имя сыну?

Р.: Мы в свое время очень увлекались  Ромен Ролланом. В честь героя  “Очарованной души” нашего мальчика назвали Марком...  Потом я сразу же должен был уехать.

Я.Ч.: Астмик, родители не были против вашего брака?

А.: Нет, абсолютно. Роман им понравился. Он - музыкант, а у нас в доме было очень много музыки.

Р.: А мои родители были давным-давно в Западной Европе. Они были - беглецы от большевистской опасности и обо мне ничего не знали долгие годы, горевали, страшно волновались. И только через некоторое время в сорок шестом году, когда был дирижёрский конкурс в Ленинграде, они случайно получили газеты и журналы из Советского Союза, где содержалась статья о конкурсе, и была моя фотография (второе место в конкурсе), тогда только, впервые после многолетнего перерыва  узнали, что я жив, здоров, ибо  общаться с заграницей нам, советским,  было небезопасно...а они не хотели вредить.

Я.Ч.: Были ли у вас какие-нибудь особые пристрастия в музыке, изменились ли они?

Р.: Мы получили академическое образование. И в Берлине, и в Ленинградской консерватории привили нам классичечкий вкус.  Всю жизнь  верны классике, мы романтики и всегда боготворили Баха, Моцарта, Бетховена, Чайковского,  Шостаковича...

И вобще,  в течение  шестидесяти лет, что мы вместе, наши вкусы - не менялись. И ”поп” и “рок” нас не вдохновляют, не привлекают, мне кажется это даже немножко  пошлостью...

А.: Вредно для молодёжи, ведь их души не сформированны, а эти “ритмы”  разрушают.

Я.Ч.: Роман, вы не оставляли свой концертной деятельности.  Как сложилась  карьера у Астмик?

А.: Я  изредка концертировала и выступала.

Р.: Вот взгляните, “Концерт. Дирижирует Роман Матсов. Астмик Матсова играет Чайковского.” И в Таллинне мы вместе выступали и за границей.

А.Матсов- часто, а я нет, если придерживаться истины...

тем более, когда родилась наша дочь, наш второй ребёнок, было ли мне до концертов и  карьеры!

Я.Ч.: Муж признаёт вашу критику?

Р.: Ооо-оо-о!!! Не то что признаю...Я не могу обойтись без её пожеланий, мнений, советов..

А.:Действительно, когда близкий человек сидит в зале и слушает репетицию, всегда найдётся, что можно посоветовать. Роман охотно прислушивался к тем небольшим замечаниям, которые у меня возникали...

Р.: Иногда и к большим!

Я.Ч.:  Не может быть, чтобы на протяжении шестидесяти лет   не возникало разногласий, конфликтов, раздоров, а если так,  что помогало их устранить?

Р.: Вкусы не всегда сходились в отношении художников, архитектурных стилей и так далее. Мы исколесили Италию, Испанию, Францию, Англию...Господи! Где мы только не были вместе и всегда у нас в галлереях возникали споры! Один любит Брейгеля,  другой тянет  в зал Ботичелли...

А.: Нам повезло, сестра Романа способствовала тому, чтобы мы имели возможность бывать заграницей, материально нам помогала. Недавно были в Италии... невероятно интересно видеть своими глазами сокровища, созданные человеческим гением, тем более для музыкантов  впечатления необходимы.

Р.: Были в музеях, парках, виллах -  посмотрели всё то, что инспирирует человека “от искусства”.

Я.Ч.: А вы ревнивы?

А.: Конечно! Как каждая женщина, которая любит!

Я.Ч.: А вы, Ромео?

Р.: У меня доверие полное, никаких ревностей никогда с моей стороны не было!

Я.Ч.: А кто всё же первым ищет примирения ?

Р.: Конечно, жена сглаживает все углы,  но мы оба - не злопамятны, и нет подозрительности к людям и нету зависти к тем кто лучше живёт, или кто получил премию.

Я.Ч.:  Едины ли вы в точке зрения на воспитание детей?

А.: Нет.

Р.: Не-еет!

Я.Ч.: Наконец-то я нашла что-то существенное.

А.: Когда родился Марк, наш сын, то муж мне говорил: “Оставь его, ну что ты всё время возишься.” Ему хотелось, чтобы мы по-прежнему всюду гуляли и ходили вдвоём, и совершенно не понимал, что ребёнку требуется. Он привык, что всё внимание всегда было направлено только на его особу, считал, что сын - помеха в нашей прежней жизни. В этом смысле, я была разочарованна  столь внезапной перемене, прежде  такой внимательный и вдруг - резкий, недобрый по отношению к ребёнку... Потом с возрастом ребёнка  всё сгладилось... Но первые месяцы и годы отношения между отцом и сыном очень печалили меня...У Романа не было инстинкта отца, а словно изначально присутствовала   конкуренция за моё внимание...А когда родилась дочь было уже  другое дело. Он был внимательный и заботливый,  настоящий папа.

Р.: Потому что старший сын уже  стирал и гладил пелёнки, гулял с сестрой...

Я.Ч.:  Считается, что у людей искусства не может быть прочной, хорошей семьи...

Р.: В сороковом году, тринадцатого декабря, АСТМИК, Я ТЕБЯ УВИДЕЛ ВПЕРВЫЕ.  В  двухтысячном,  13 декабря  будет шестьдесят лет нашей встрече.  А  Я ВСЁ ЕЩЁ ТЕБЯ ВИЖУ..ТАКОЙ.. ЖЕ .. ЮНОЙ...

Я.Ч.:  Кто  ваши друзья?

Р.: У нас  разные друзья! Были и химики, и физики, и врачи и люди  искусства - много друзей.  Давид Ойстрах, Шостакович.. музыканты великие...

А.:  Я вспоминаю, как впервые к нам должен был придти Шостакович, позвонили жёны  эстонских композиторов и говорят мне, что  он приезжает с концертом и мы хотим его принять, вы согласны? “Ну конечно”, отвечаю я. “Как вы смотрите на то, если приём состоится у вас?” - “Да, с удовольствием!” - отвечаю я.

Началась подготовка к приёму Шостаковича...Вдруг, спустя какое-то время они снова звонят мне и говорят: ”Вы знаете, Астмик, мы не сможем принять Шостаковича, потому что сейчас в городе нет ни икры, ни сёмги!” Я сказала !Что!? Я не буду принимать Шостаковича, потому что нет сёмги?! Я приму с тем, что сама смогу купить и в состоянии поставить на стол!” Была не сёмга...

Р.: Картошка была! Селёдка и картошка!А вечер между прочим, удался!

А.: Дмитрий Дмитрич с удовольствием ел и селёдку и картошку, но не это было главным, стол - только обьединяет. Прошли годы, каждый приезд Шостакович  всегда неизменно говорил: “К Матсовым!,” хотя после концерта его звали  в разные дома, ему предлагался  даже список. Шостакович  был председателем Дирижёрского конкурса в Ленинграде, в которым Роман принимал участие после войны(1946), и с тех пор очень тепло относился к Матсову и принимал в нём участие... помню, когда в Москве Роман исполнял Восьмую Симфонию Шостаковича, Дмитрий Дмитрич позвонил нам, я сказала, что Роман в ванной сейчас, пожалуйста минуточку подождите, я позову ..  ”Нет-нет, не беспокойте его, только передайте, пожалуйста, что я очень доволен.” Я помню, когда он однажды проезжал на машине по дороге в Пярну и хотел Романа взять с собой, неожиданно для всех вышла Наташа, наша маленькая дочь, и попросила Дмитрия Дмитрича взять её с собой тоже, Шостакович не смог отказать маленькой “даме”.  В Пярну Дмитрий Дмитрич сказал Наташе: “Мы с твоим папой будем говорить о своих делах...о музыке,  а ты ступай в сад, можешь срывать с деревьев какие хочешь фрукты и развлекаться. Она помнит эту поездку...

Я.Ч.: Ваши дети выросли в музыкальной артистической атмосфере,  влияла музыка, воспитание, ваши друзья,  вероятно, этим и обусловлен их выбор. Сын Марк - издаёт свои книги, а дочь Наташа - вокалистка.

Р.: Между прочим, сначала сын учился на скрипке...Но после окончания средней школы поехал в Москву, поступил в Театральный институт и его стезя с тех пор определялась театром...

А кроме того, он всегда что-то сочинял, писал. И вот в конце-концов появился его роман “Архипелаг Театр”.

А.: Дочь Натали - певица, сопрано. Сейчас живёт в Лондоне, продолжила своё образование, концертирует, даёт  уроки, учит играть на рояле и занимается постановкой голоса.

Я.Ч.: А как вам сегодня живётся в двухтысячном году?

Р.: Я по национальности эстонец. Мой отец с немецкой кровью, немножечко с шведской,  а мама  наполовину русская и наполовину эфиопка. Была певица. Наш дом с Астмик - многонациональная семья. Я помню, что  в семье  родителей в эстонско-немецко-эфиопско-русском доме было три языка общения: эстонский, немецкий и русский. Когда  появилась кавказка Астмик  из армянской семьи прибавился ещё один язык. А наши дети ещё более многокровные, чем мы, они нас переплюнули!  В Эстонии мы поселились и живём постоянно с сорок четвёртого года. После Ярославля  Симфонический оркестр был некоторое время  при Ленинградском Радио-Комитете. И когда освободили Эстонию, первым же эшелоном нас всех прислали сюда. Я  вернулся на родину с армянской женой и она  себя здесь чувствует хорошо. Потому что она преподавала по-эстонски, и её студенты, которые её очень любили  с удовольствием встречаются и после выпуска. Там русские, и эстонцы, и кавказцы...

И у меня то же самое: сейчас у меня студенты из Эквадора,  Финляндии,  Армении,  из России...  И со всеми приходится говорить на разных языках, а музыка - это общий и единый язык. Если есть музыка, никакого национального вопроса быть не может.

Я.Ч.: Роман, вы до сих пор работаете и даёте частные уроки?

Р.: Частных уроков я никогда не давал! Я даю уроки персональные, индивидуальные занятие на дому, но только я никогда не беру денег. Ко мне постоянно ходят мои ученики-коллеги.  Это не мой частный бизнес, а это наша профессия, общее дело, мы служим - музыке. А в Академии я до сих пор профессор, и у меня студенты-дирижёры, симфонические и оперные. Такое значит,  у меня “делопроизводство”...  ещё не выгнали, несмотря на то, что уже восемьдесят два года...

По поводу нашей современной жизни что сказать...Я знаю, что у нас ещё процветает то, что мне страшно неприемлено, это - национальная ограниченность. Но в нашей Академии такого не бывает...у нас, всё-таки люди, что называется “стопроцентные интеллигенты.” Никаких шовинизмов в сфере искусства, или никаких антиэстонских настроений, или “национализмов” в искусстве быть не может. Но это существует в Эстонии, так же, как в Литве и в Латвии, что меня очень огорчает.

Я.Ч.: Вы вместе - 60 лет, чтобы прожить такую большую жизнь, есть рецепт?

А.: Очень хорошо, если специальность мужа интересует жену...

Р.: И наоборот...

Я.Ч  Может для счастливой жизни необходима жертвенность?

А.: Это закон.

Р.: К сожалению, без этого не обойтись. Одному из супругов  приходится жертвовать...

А.: Мы встретились, чтобы вместе быть всегда...

Р.: Я считаю, что у меня характер очень трудный. И одно то, что со мной  замечательная, уникальная Женщина и  терпит меня- это  уже - много.

Ах, как жаль, что сегодня в Эстонии не существует званий театральным деятелям, ибо моя собеседница обладала ими  в большом количестве. Примадонна Оперного театра, народная артистка Эстонии, народная артистка  Советского союза, лауреат множества премий и наград - Маргарита Войтес.

Вы дочь военного, может дисциплина и трудолюбие привели вас к славе?

Я родилась Примадонной, ибо уже в три года, выступая и наряжаясь перед гостями, заявила,  что  “Я -  Артиста.”  Театр  “Ванемуйне.” был тем местом, где  родилась Мечта о театре.

Время учёбы в Консерватории не только обретение профессии, но и незабываемые встречи с мастерами, корифеями эстонской сцены.

В 1955 году после окончания школы  меня прослушал  в Консерватории Александер Ардер и похвалив “ красивый голосочек” сказал, что этого недостаточно, нужно учиться в музыкальной школе, знать сольфеджио, быть подготовленной к учёбе в консерватории. И я обидившись, а может протестуя, пошла учиться в Тартуский университет на библиографический факультет. Там  познакомилась с руководителем студенческого эстрадного оркестра Игорем Грабсом. С этим оркестром много ездили, выступали на только созданном, Эстонском телевидении. Был большой успех и меня пригласили петь в оперетту. Ставили спектакль “ Фиалка Монмартра.”. Мой друг и партнёр в  спектакле  Ян Сауль вызвался  дать положительную рекомендацию на актрису Войтес своей маме педагогу  Линде Сауль. Музыкальная школа, подготовительные курсы, а уже потом  консерватория. Так что, путь в Музыкальную Академию, как ныне называют  Таллиннскую Консерваторию, был не простым. Эстафету нам передали выпукники- студенты, в будущем знаменитые вокалисты Хендрик Крумм, Урвэ

Таутс. А со мной по коридорам бегали, влюблялись, сидели в библиотеке и сдавали экзамены Эри Клас,  Эндо Лойтмяэ, Аада Куусеокс и др.

Во время учёбы разрешалось участвовать в спектаклях или концертах?

Что вы, наши педагоги были категорически против,  ибо  имели горький опыт такого мероприятия. Но меня не “уберегли.” Я выступала на конкурсах и приняла приглашение от духового квинтета с которым объездила Урал, целинный край и много других мест необъятного Союза. После гастролей передо мной встал нелёгкий вопрос, продолжить образование или взять академический отпуск в связи с декретом,  так  как  ждала на свет появление своего первенца.

Но родители отважно ринулись мне на помощь предлагая заботу о внуке, лишь бы их “Примадонна”  смогла  продолжить учёбу.

После окончания вуза вас ждал прославленный театр, возглавляемый известным далеко за пределами Эстонии, Каарелем Ирдом. Целой махиной, огромным  театральным  комбинатом, состоящим из  драмы, балета, оперы и оперетты  руководил  Мастер.

Вы не боялись потеряться в лабиринтах  такого Дома?

Ещё как боялась, Каарель Ирд не дал мне опомниться и сразу бросил на уже идущий репертуар. А риск, он сопровождал меня по всей жизни...

Не увлекали вас иные жанры, кроме оперы?

Петь в опере не было моей мечтой, я видела себя артисткой оперетты, да и педагогами моими были Тийна Каппер, Ида Урбель,  Удо Вяльяотс. Но сама Опера меня выбрала. В театре я даже принимала участие в нескольких драматических спектаклях, но не переставала мечтать о оперетте, где смогла бы  реализовать  все свои возможности, выразить  мысль  в голосе и  пластике.

Кто же переманил вас в Таллинн,  в театр “Эстония”?

Соблазнителем оказался  Хендрик Крумм. Для успешной работы необходим  был ансамбль - партнёры,  дирижёр,  постановщик и всё это тогда имелось в таллиннском театре, куда я перешла. Даже когда меня приглашали в Москву в Большой, я  не захотела покинуть “Эстонию.”

На каком языке пели тогда оперу? Этот вопрос сегодня кажется наивным, ибо во всём мире давно поют на языке оригинала.

Ох, Эстония тогда была частью особого мира, закрытого пространства.

У меня была возможность сделать пластинки в Москве  “Травиаты,”  где я пела  Виолетту, Джильды в “ Риголетто” и др., но только на русском языке, я отказалась

и таким образом пострадала, лишившись записи.  А в Эстонии все оперы соответственно звучали на эстонском, но к счастью, уже при мне стали петь на языке оригинала.  В дальнейшем я  пела на итальянском, русском, немецком. Есть языки, в том числе и эстонский, которые очень хорошо ложатся на музыку.

Часто ли театр гастролировал, куда вы имели возможность выезжать?

Не так уж много мы разъезжали. Благодаря усилиям Эри Класа состоялись гастроли в 1972 году в Италию. Тогда на сцене нашего театра было много постановок впервые осуществлённых на территории Советского союза. А Аарнэ Микк был одним из экспериментаторов в оперном искусстве, смело нарушал устоявшиеся законы, передвигал очерёдность сцен. Это теперь пошли ещё дальше, открывают купюры, т. е. раздвигают возможности оперы.

Вы выступали на многих правительственных концертах, как принимали в этих кругах?

В Большом театре я была первой солисткой из Эстонии. В Кремлёвском  Дворце съездов мне сделали сольный концерт, пела с духовыми и симфоническими оркестрами, выступала с романсами. Я была любимой певицей Индиры Ганди, и каждый её приезд приглашали петь русского “Соловья” Алябьева эстонскую певицу Маргариту Войтес.

В компаниях среди друзей вы поёте?

Нет, сейчас уже не пою, раньше в кругу школьных друзей пела много и музицировала, а когда это стало моей профессией перестала, за столом такое выступление часто кончается потерей голоса.

А можете ли вы петь другие партии?

Могу, но не всегда осмеливалась. Я ведь по школе не пою,  педагог не занимался мною, как колоратурным сопрано, она старалась расширить  мой голос, из-за этого я потеряла несколько возможностей высоких нот наверху. Посчастливилось спеть Альчину Генделя, а это партия драматического сопрано. А вот Кармен так и осталась мечтой...

Что послужило причиной вашего ухода из театра?

Наверное звёзды расположились особым образом... Также, как когда-то я ушла из Тартусского университета, решив в одночасье свою судьбу, так я покинула театр, меня тяготила атмосфера и отсутствие работы. В 1990 году я ушла из театра “Эстония,” совсем не думая, что ухожу из профессии. Но депрессия охватила настолько, что целый год  просидела дома, смотрела телевизор, вязала, ела

мороженое. Таким образом организм, видимо, реагировал на многолетнее напряжение. Мои друзья и бывшие коллеги не дали долго киснуть и призвали к труду. Я стала давать сольные концерты, выступать в церквах, Домской, Нигулистэ и др. Раньше я  боялась орган и только сейчас оценила  необыкновенный инструмент. Мои концерты носят названия: “ Вечер с Аvе Маria” и посвящены памяти бабушки от которой получила голос и моей внучке Марии.

Эти концерты собирают много людей, они подходят близко, хотят дотронуться, как до иконы, сказать что-то хорошее...

В моей прошлой жизни было столько счастья, встреч, успеха, видимо, в мире должно быть равновесие, если сегодня я страдаю. Людям моего поколения сейчас очень тяжело и я не имею права, наверное, жаловаться.

Говорят, что у Скорпионов старость должна быть счастливой, значит я ещё не старая, утешаю себя...

P-S- А совсем  скоро- поделилась со мной Маргарита Войтес- выходит моя пластинка.  Если я ещё могу дарить радость своим искусством, я  должна это делать пока живу.