Господин Леези, вам директору французского лицея, конечно знаком, модный нынче, термин - keelekümblus (глубокое погружение), я имею ввиду метод изучения иностранного языка. Вам, самим, как я знаю, пришлось познакомиться с этим обучением вовсе не  добровольно?

Это было 25 марта 1949 года, когда меня на девять лет кинули в это “глубокое погружение”, прямо в вагоны и в Сибирь. Там, кроме нас, эстонцев, разделили общую судьбу и русские и поволжские немцы, и латыши и другие “добровольцы”. Оттуда мы вернулись диссидентами, попав в страну большевиков, где даже дети были “красными”. Моя мама, учительница, помогала мне преодолевать все трудности, в том числе и языковые. Может, благодаря Сибири, как ни странно это звучит, у меня, Сааремского паренька, сформировалось другое восприятие мира, шире и  глубже что ли, чем у обычного островитянина.

Как у Сааремааского мальчишки  родилась вдруг страсть к французскому языку?

Я инфицирован этим вирусом через роман Льва Толстого ”Война и мир”. Герои романа, как правило, говорили на нескольких языках, я был удивлён и решил заняться своим образованием. После окончания школы поступил в Тартуский университет. Французская литература, кино, шансонье не прошли бесследно, оставив глубокий след на нашем поколении.  А учителем я хотел быть всегда, так что после завершения учёбы стал преподавать французский язык и если  бы не мой окончательный выбор в пользу педагогики, то наверное мог стать и неплохим юмористом, такая возможность у меня тоже была.

Ваша юность прошла в общем-то в закрытом обществе,

каковы были первые впечатления от встречи с “живым”французским языком и когда это произошло?

Вначале у меня действительно был искуственно выученный язык, стандартные фразы, зазубренные блоки, обороты, вначале я всё время переводил в голове. Первый опыт общения произошёл в Таллинне сразу после окончания университета в качестве переводчика на

Международном турнире по шашкам. Но я лелеял мечту о Париже и она осуществилась в 1973 году, по линии “Спутника” меня включили во всесоюзную группу филологов. Мой Париж оказался таким же, каким был в мечтах.

Прошло почти трицать лет как я преподаю французский  язык. После возобновления лицея, а он был закрыт почти пятьдесят лет, меня пригласили  на должность директора. Я не сразу дал согласие, решил посоветоваться с мамой, она ведь у меня педагог. Поехал на Сааремаа.

Она мне сказала: “ То, что тебе предлагают, очень  тяжёлая и ответственная работа и я тебе не советую, но если твой патриотизм по отношении к профессии до того окреп, что ты не можешь вести иную жизнь вне стен этой школы, то соглашайся.”

Ваша школа слывёт элитарной, в чём это выражается?

Здесь очень много компонентов и я согласен, чтобы называли элитарной школу ту, которая даёт реальное, истинное образование. У нас муниципальная школа, нет никаких взносов, государство обеспечивает  нас точно так же, как и всех других.  Школьное здание построенное в 1937 году в стиле функционализма, в самом центре города,  не только одно из самых красивых построек в Прибалтике, оно  имеет очень славное прошлое. Выпускники лицея -  лучшие представители интеллигенции Эстонии. Воссоздавая эту школу, я не мог опускать планку ниже, нужно соответствовать своему прошлому.

А трудно поступить в ваш лицей?

Каждый имеет право, но мы в отличии от других школ, набираем второй класс. Ребёнок должен уже уметь писать и читать на родном языке,  ибо ему предстоит очень большая нагрузка - три иностранных языка! Нашим детям нужно  чуть больше трудиться, чем другим. Да, можно сказать, что школа  элитарная, но в то же время, эта очень тяжёлая школа. И  вот такой труд, добавочное напряжение сопутствует элитарности.

В некоторых школах теперь не изучают русский язык,  а у вас он в программе?

Конечно, и открыли мы школу девять лет назад уже с русским.

В первый год обучения  вводим  французский, потом русский, чтобы малыш привык к кириллице, и только потом, в третий год мы предлагаем английский. Мы готовим интеллигенцию, вот моя цель.

Сейчас модно провозглашать, что мол мы должны подготавливать молодёжь к жизни, чтобы они могли конкурировать на рынке труда.

Но у нас иное, я готовлю интеллигенцию, и ни о каком рынке, ни о какой конкуренции слышать не хочу, хоть убейте. После лицея  поступают на медицинский,  на юридический,  на экономику -мир открыт для них, а  иностранный язык -это только инструмент, орудие.

Кажется, что вы человек несовременный, в каком веке вам бы жилось комфортнее?

Да, вы правы, эта современная жизнь  не  по мне, как будто я родился не в то время, попал не на ту планету. Может, моё время где - то между двумя Мировыми войнами, а может, я лучше ощущал бы себя гражданином первой Эстонской Республики. Не  нравятся мне все эти учреждения, эти люди, которые без оглядки распоряжаются нашими судьбами. И чиновники и идеологи какие -то одинаковые, как были в коммунистическое время, тот же тип, то же мышление, вот уже и толстеть начинают, этакие “ paksud.” Всего прошло немного времени, а они опять развелись, довольные и сытые, это “paksud” чуть не провалили компанию против национального музея изобразительного искусства. Произведения талантливейших эстонских художников пылятся в погребах, где к ним нет никакого доступа,  нация не имеет возможности видеть  произведения своих художников!

Вот он реальный показатель культуры, какой срам!

Встречаете ли вы тех, с кем прошло детство в Сибири?

Когда я вернулся из моего “ детства”, мне было всего двенадцать, но все те, кто там побывал приобрели иммунетет против зловещей заразы -национализма,  мы, жертвы того режима страдали  одинаково, и эстонцы и русские, точно так же, как и остальные. Я не со всем согласен, что у нас сейчас происходит в отношении других национальностей, нельзя унижать человека.

Неужели нужна общая беда, чтобы люди сплотились?

В истории всегда так было, вспомним хотя бы Столетнюю войну, когда народ пошёл за Жанной  Д”арк. А когда наша Певческая революция здесь произошла,  мы вышли на улицы и встали в цепь, со мной рядом и русские были. Это было так недавно, неужели забыли?  Стояли и отстояли, а свобода досталась не всем.

Но всё же детям нашим повезло, они получили в наследство не тоталитарное государство и  будущее в их руках.

Что вас волнует в современных подростках, как учителя?

Против того, что мы делаем общими усилиями в школе, как ни странно это звучит, выступает само общество. В три часа за ребёнком закрываются двери лицея и его на железном заборе, словно вороны, поджидают диллеры и соблазняют дурманом. Потом  он идёт домой , включает телевизор и ему предлагают низкопробные, агрессивные, антихудожественные программы. Книгу вытесняет компьютер, но пройдёт десять - пятнадцать лет и он войдёт в свою нишу, как в своё время  лопата или утюг,  всего лишь необходимый инструментарий, помогающий человеку выразить себя, облегчающий его быт. Не появятся в статье новые гениальные мысли только потому, что её отпечатали на компьютере. Моё мнение, что сейчас придают некое сверхценное значение появлению компьютера.. “ что-де грянет  новое время, новая эпоха информатики.” А где же тогда эта “новая  генерация” сверхразвитых людей, ведь там, на Западе уже давным - давно всё это появилось, внедрено и было доступно. Какие плоды это принесло, где та страна, в которой люди достигли невиданных высот, в которой информатика произвела переворот в мышлении.

А книга никуда  не пропадёт, всегда во все времена были те, кто не читал. Правда, было время, совсем недавно, когда много покупали, но не читали. Высшая интеллигенция весьма незначительная часть населения, это явление  всегда в меньшинстве. Умные люди не очень активны в политическом смысле, наверх они не попадают, чтобы туда попасть нужна наглость,  несовместимая с интеллигентностью

Голос глупых всегда громче, поэтому мы и слышим их бредовые мнения, что исчезнет книга, что наступит конец старой культуры, что новая цивилизация переместится вся в интернет.

Нашим детям трудно разобраться во всех премудростях и задача учителей помочь, научить мыслить, образовать...

В жизни человека очень важен образ первого учителя, не менее важен любимый учитель. Хочу пожелать, чтобы вам никогда не было совестно за своих питомцев, а они, вспоминая свою школу,   с гордостью бы  говорили, что ученики ЛАУРИ ЛЕЕЗИ.

Ах, как жаль, что сегодня в Эстонии не существует званий театральным деятелям, ибо моя собеседница обладала ими  в большом количестве. Примадонна Оперного театра, народная артистка Эстонии, народная артистка  Советского союза, лауреат множества премий и наград - Маргарита Войтес.

Вы дочь военного, может дисциплина и трудолюбие привели вас к славе?

Я родилась Примадонной, ибо уже в три года, выступая и наряжаясь перед гостями, заявила,  что  “Я -  Артиста.”  Театр  “Ванемуйне.” был тем местом, где  родилась Мечта о театре.

Время учёбы в Консерватории не только обретение профессии, но и незабываемые встречи с мастерами, корифеями эстонской сцены.

В 1955 году после окончания школы  меня прослушал  в Консерватории Александер Ардер и похвалив “ красивый голосочек” сказал, что этого недостаточно, нужно учиться в музыкальной школе, знать сольфеджио, быть подготовленной к учёбе в консерватории. И я обидившись, а может протестуя, пошла учиться в Тартуский университет на библиографический факультет. Там  познакомилась с руководителем студенческого эстрадного оркестра Игорем Грабсом. С этим оркестром много ездили, выступали на только созданном, Эстонском телевидении. Был большой успех и меня пригласили петь в оперетту. Ставили спектакль “ Фиалка Монмартра.”. Мой друг и партнёр в  спектакле  Ян Сауль вызвался  дать положительную рекомендацию на актрису Войтес своей маме педагогу  Линде Сауль. Музыкальная школа, подготовительные курсы, а уже потом  консерватория. Так что, путь в Музыкальную Академию, как ныне называют  Таллиннскую Консерваторию, был не простым. Эстафету нам передали выпукники- студенты, в будущем знаменитые вокалисты Хендрик Крумм, Урвэ

Таутс. А со мной по коридорам бегали, влюблялись, сидели в библиотеке и сдавали экзамены Эри Клас,  Эндо Лойтмяэ, Аада Куусеокс и др.

Во время учёбы разрешалось участвовать в спектаклях или концертах?

Что вы, наши педагоги были категорически против,  ибо  имели горький опыт такого мероприятия. Но меня не “уберегли.” Я выступала на конкурсах и приняла приглашение от духового квинтета с которым объездила Урал, целинный край и много других мест необъятного Союза. После гастролей передо мной встал нелёгкий вопрос, продолжить образование или взять академический отпуск в связи с декретом,  так  как  ждала на свет появление своего первенца.

Но родители отважно ринулись мне на помощь предлагая заботу о внуке, лишь бы их “Примадонна”  смогла  продолжить учёбу.

После окончания вуза вас ждал прославленный театр, возглавляемый известным далеко за пределами Эстонии, Каарелем Ирдом. Целой махиной, огромным  театральным  комбинатом, состоящим из  драмы, балета, оперы и оперетты  руководил  Мастер.

Вы не боялись потеряться в лабиринтах  такого Дома?

Ещё как боялась, Каарель Ирд не дал мне опомниться и сразу бросил на уже идущий репертуар. А риск, он сопровождал меня по всей жизни...

Не увлекали вас иные жанры, кроме оперы?

Петь в опере не было моей мечтой, я видела себя артисткой оперетты, да и педагогами моими были Тийна Каппер, Ида Урбель,  Удо Вяльяотс. Но сама Опера меня выбрала. В театре я даже принимала участие в нескольких драматических спектаклях, но не переставала мечтать о оперетте, где смогла бы  реализовать  все свои возможности, выразить  мысль  в голосе и  пластике.

Кто же переманил вас в Таллинн,  в театр “Эстония”?

Соблазнителем оказался  Хендрик Крумм. Для успешной работы необходим  был ансамбль - партнёры,  дирижёр,  постановщик и всё это тогда имелось в таллиннском театре, куда я перешла. Даже когда меня приглашали в Москву в Большой, я  не захотела покинуть “Эстонию.”

На каком языке пели тогда оперу? Этот вопрос сегодня кажется наивным, ибо во всём мире давно поют на языке оригинала.

Ох, Эстония тогда была частью особого мира, закрытого пространства.

У меня была возможность сделать пластинки в Москве  “Травиаты,”  где я пела  Виолетту, Джильды в “ Риголетто” и др., но только на русском языке, я отказалась

и таким образом пострадала, лишившись записи.  А в Эстонии все оперы соответственно звучали на эстонском, но к счастью, уже при мне стали петь на языке оригинала.  В дальнейшем я  пела на итальянском, русском, немецком. Есть языки, в том числе и эстонский, которые очень хорошо ложатся на музыку.

Часто ли театр гастролировал, куда вы имели возможность выезжать?

Не так уж много мы разъезжали. Благодаря усилиям Эри Класа состоялись гастроли в 1972 году в Италию. Тогда на сцене нашего театра было много постановок впервые осуществлённых на территории Советского союза. А Аарнэ Микк был одним из экспериментаторов в оперном искусстве, смело нарушал устоявшиеся законы, передвигал очерёдность сцен. Это теперь пошли ещё дальше, открывают купюры, т. е. раздвигают возможности оперы.

Вы выступали на многих правительственных концертах, как принимали в этих кругах?

В Большом театре я была первой солисткой из Эстонии. В Кремлёвском  Дворце съездов мне сделали сольный концерт, пела с духовыми и симфоническими оркестрами, выступала с романсами. Я была любимой певицей Индиры Ганди, и каждый её приезд приглашали петь русского “Соловья” Алябьева эстонскую певицу Маргариту Войтес.

В компаниях среди друзей вы поёте?

Нет, сейчас уже не пою, раньше в кругу школьных друзей пела много и музицировала, а когда это стало моей профессией перестала, за столом такое выступление часто кончается потерей голоса.

А можете ли вы петь другие партии?

Могу, но не всегда осмеливалась. Я ведь по школе не пою,  педагог не занимался мною, как колоратурным сопрано, она старалась расширить  мой голос, из-за этого я потеряла несколько возможностей высоких нот наверху. Посчастливилось спеть Альчину Генделя, а это партия драматического сопрано. А вот Кармен так и осталась мечтой...

Что послужило причиной вашего ухода из театра?

Наверное звёзды расположились особым образом... Также, как когда-то я ушла из Тартусского университета, решив в одночасье свою судьбу, так я покинула театр, меня тяготила атмосфера и отсутствие работы. В 1990 году я ушла из театра “Эстония,” совсем не думая, что ухожу из профессии. Но депрессия охватила настолько, что целый год  просидела дома, смотрела телевизор, вязала, ела

мороженое. Таким образом организм, видимо, реагировал на многолетнее напряжение. Мои друзья и бывшие коллеги не дали долго киснуть и призвали к труду. Я стала давать сольные концерты, выступать в церквах, Домской, Нигулистэ и др. Раньше я  боялась орган и только сейчас оценила  необыкновенный инструмент. Мои концерты носят названия: “ Вечер с Аvе Маria” и посвящены памяти бабушки от которой получила голос и моей внучке Марии.

Эти концерты собирают много людей, они подходят близко, хотят дотронуться, как до иконы, сказать что-то хорошее...

В моей прошлой жизни было столько счастья, встреч, успеха, видимо, в мире должно быть равновесие, если сегодня я страдаю. Людям моего поколения сейчас очень тяжело и я не имею права, наверное, жаловаться.

Говорят, что у Скорпионов старость должна быть счастливой, значит я ещё не старая, утешаю себя...

P-S- А совсем  скоро- поделилась со мной Маргарита Войтес- выходит моя пластинка.  Если я ещё могу дарить радость своим искусством, я  должна это делать пока живу.