Журналист Н. Кузнецова беседует с Ярославой Чудновской
САМА ИСТОРИЯ –ЭТО MEMORIA FUTURI (воспоминания о будущем)
В связи с празднованием 60-летия победы над фашизмом, волей или неволей затрагивается вопрос Холокоста. Когда войска союзников освобождали страны от фашистской нечисти, на их пути были и лагеря с представителями т.н.«неполноценной» расы, среди которых были люди еврейской национальности. Шесть миллионов евреев было уничтожено за годы второй мировой войны. Некоторым кажется, что о Холокосте и так уже много написано и сказано, что это, как бы уже, дела давно минувших дней.
И в самом деле, преступления нацистов и уничтожение людей по национальному признаку происходило больше полувека назад. Но в Африке и сегодня уничтожаются люди по той же самой причине, в бывшей Югославии десяток лет тому назад убивали людей по религиозному отличию, не так давно убийства по классовому принципу происходили в Камбоджи. Память о Холокосте нужна сегодня не только из-за очередной волны антисемитизма, но и потому что наш мир, к сожалению, не преодолел тяги к насилию и убийству, человеколюбие не становится нормой на нашей планете.
В Эстонии живет человек, который знает о Холокосте больше, чем большинство из нас, это журналист и писатель Ярослава Чудновская.
Ярослава. Думаю, по-настоящему знает о Холокосте лишь тот, кто его пережил, я же родилась после войны и о данном предмете знаю лишь в связи с профессиональной деятельностью, участвовав в работе американского фонда визуальной истории Стивена Спилберга «Visual History Foundation.“Известный всему миру режиссер и продюссор после выхода на экран своей картины «Список Шиндлера» решил документировать свидетельства, оставшихся в живых жертв Холокоста. Для этого понадобились не только большие средства, но и специально подготовленные журналисты.
Как вы пришли к этой работе?
Нужна была рекомендация уважаемых в этой области профессионалов, и мне ее дали главный редактор израильского радио «Рэка» Михаил Гильбоа, где я на тот момент работала, председатель Союза журналистов Израиля писатель Давид Маркиш и бывшая узница Освенцима, главный специалист музея еврейской диаспоры Геня Фогель. Кроме этого, я должна была ответить на вопросы анкеты, одним из которых был - моя мотивация к этой работе. На него я коротко написала : пятнадцать человек родных и близких членов моей семьи погибли во время второй мировой войны.
Это действительные факты, я никогда не видела своих бабушек и дедушек, они погибли, папина мама вместе с семилетней внучкой, моей двоюродной сестрой заживо были брошены в ров…
Нам, русскоязычным журналистам, вместе с другими, прошедшими собеседование, предложили пройти спецкурс по современной журналистике в Тель- Авивском университете. Надо отдать должное устроителям этого проекта, в течение всей учебы ни разу не был изменен график, ни разу не были изменены фамилии приглашенных профессоров из вузов США. Мы прослушали лекции по истории, психологии, этике, политологии, журналистики, работали на семинарах, учились брать интервью с особо уязвимыми людьми, которых нужно было не столько разговорить, а дать выговориться.
Но а потом был экзамен, снимали на видео уже наше настоящее интервью. Из ста человек прошли конкурс пятнадцать. Знаете, я иной раз думаю, что это? случайность, везение? А может, просто судьба предоставила мне выполнить миссию, увековечить тем самым память и моих родных.
А не было ли сомнений по поводу самого жанра видеоинтервью?
Конечно, можно было и усомниться в целесообразности такой работы, ведь столько снято фильмов, написано масса художественных и музыкальных произведений, создано скульптур и картин, проведено семинаров и конференций. Но работа Фонда визуальной истории – это не только факты и статистика, но и загадка натуры отдельного человека, тайны его поступков и мыслей. Интервью проведены на 32 языках в 57 странах, уже имеются в архивах свыше 50 тысяч свидетельств людей прошедших через Катастрофу.
Сколько видеофильмов вы сделали, как проходил сам процесс работы?
Сам фонд находится в США, в Лос Анжелосе, израильский филиал же в Иерусалиме. У меня был очень симпатичный куратор в Америке, когда –то окончившая ВГИК и владеющая русским языком. Ее работа не носила формальный подход, она очень внимательно просматривала отснятый материал и на каждый фильм выносила оценку, звонила мне, советовала. Людей же, т.е моих героев подыскивали в иерусалимском филиале. Все мои операторы с которыми я работала, были американцы, профессионалы своего дела, с ними я объездила весь Израиль. Больше двух интервью в неделю нам не советовали брать
из-за большой психологической нагрузки, ведь мы имели дело с
категорией людей преклонного возраста, перенесшими огромный стресс, потерявшими не только близких, но и подорвавших здоровье.
В общей сложности я сделала пятьдесят фильмов, около двухсот пятидесяти часов я прожила жизнями моих героев. Да, именно героев, здесь это слово наиболее уместно. Эти люди смогли пройти через весь кошмар концлагерей, гетто, страдать, голодать и остаться Людьми.
Их фамилии и адреса записаны у меня в особой тетрадке, за каждой своя судьба. Психологи, которые с нами работали на курсах, советовали после проведенного интервью обязательно записать услышанное или же, не называя имен, рассказать своим близким, тем самым, снять эмоциональную нагрузку. Так, некоторые истории стали сюжетами рассказов моей книги «Затаив дыхание».
Иной раз люди сами звонили в фонд и просили прислать журналиста, чтобы дать интервью перед тем, как они «уйдут» в другой мир. Были и такие, которые наотрез отказывались общаться, ворошить прошлое, находились и те, кто уже и не помнил родного русского языка, но просил обязательно русскоязычного журналиста, чтобы «напоследок» пообщаться.
Что для вас было самым сложным в съемке?
Нас учили, что нельзя задавать вопросы, в которых уже априори заложен ответ, свидетель сам должен рассказать, что он чувствовал, к примеру, после акции в которой на его глазах погибли родные. Надо было уметь выждать, пока он соберется с силами. Нередко меня душили слезы, когда на лице моего собеседника была непереносимая боль. Я по профессии актриса и знаю, что такое пауза, эти минуты молчания говорят подчас больше слов.
Я понимаю, что каждое интервью –это неповторимая судьба и все же какие встречи вам запомнились особо?
Может быть, первое - интервью с узницей Освенцима.
Она говорила очень спокойно о таких страшных вещах, что казалось, будто у нее отняли все, даже разум.
Однажды я беседовала с женщиной, которая чудом выжила, пройдя Бухенвальд. После интервью она попросила меня задержаться. – «Я не могу больше носить в себе эту тайну, вы так умеете слушать… меня там изнасиловал немецкий солдат и не было возможности избавиться от этого греха, а потом было поздно…но я так люблю свою дочь! Она чудесный человек, талантливый архитектор, у меня большие внуки…Я думала, что с таким грузом не проживу долго…» -сказала она. А вскоре в дверь позвонила и в квартиру вошла очень симпатичная улыбчивая женщина. Нас представили, это была дочь моей собеседницы.
Я тоже нашла нить, которую когда-то искала моя мама, она родом из Бесарабии. В войну дедушка отправил семью в эвакуацию, а сам остался сторожить дом, уверяя всех, что его, обыкновенного портного, никто не тронет. Остался и погиб в Ямпольском гетто. И вот я беру интервью у женщины, которая была в этом самом гетто, она рассказала, как проходили эти акции, расстрелы ни в чем неповинных людей.
Помимо свидетельств узников концлагерей, я много услышала об акциях в гетто, предательстве местного населения, люди рассказывали и о пребывании в советских лагерях.
Одно из последних моих интервью было с очень пожилым человеком, который потерял во время войны всех своих близких. Когда –то он закончил институт иностранных языков, был переводчиком, его, еврея, чудо спасло от неминуемой смерти в плену, а потом, вернувшись с войны, отсидел почти пятнадцать лет в советских лагерях. Одиноким, восьмидесятилетним стариком он решил репатриироваться в Израиль. Я встречалась не только с евреями, пережившими Катастрофу, но и с людьми, спасавшими евреев –«Праведниками мира».
Был ли один общий для всех вопрос, который вы всем задавали?
Я хотела понять, как изменила война характер, как повлияла на дальнейшую жизнь. И еще, все мои герои могли обратиться к последующему поколению, ведь эти документальные свидетельства жертв преступления обязательно должны увидеть потомки. Обращаясь к детям и внукам, они просили не допустить в будущем войны, ценить мир, все чаще усиливаются голоса тех, кто по политическим мотивам противоречит истине, ставит под сомнения или прямо отрицает Холокост и его масштабы, кто глумится над памятью павших в борьбе с фашизмом, реабилитирует идеологию, осужденную международным трибуналом, кто разжигает национальную вражду.
Вернувшись в Эстонию, вы продолжили свою работу не на театральном поприще, а пошли по журналистскому пути.
Может быть причина в том, что я вижу в сегодняшнем обществе потребность своего рода, покаяния перед оскорбленными и униженными людьми. В Эстонии был создан союз «Мементо», «Eesti Õigusvastaselt Represseeritute Liit MEMENTO», он один из инициаторов выхода в свет книги «Политические аресты в Эстонии «Nõukogude okupatsioonivõimu poliitilised arreteerimised Eestis» Tallinn, 1998, союз проделал колоссальный объем работы, составив список репрессированных граждан сталинского режима. В Сибирь высылали целые семьи, нередко разлучали близких и родных, обрекая маленький народ на вымирание.
Свой опыт журналиста я смогла реализовать и на эстонском радио, где сделала программу « История в лицах». Первым моим собеседником стал известный эстонский писатель Арво Валтон.
Его семья тяжело пострадала от сталинского режима, ребенком он с родными был депортирован в Сибирь. Помню, спросила его, чувствует ли он обиду за свое детство. Писатель ответил, что он не вправе таить обиду на русских, они виноваты лишь тем, что терпели этот режим, но ведь их народ тоже страдал. Почему позволили случиться тем страшным вещам- вот это требует исторического анализа.
Я вспоминаю интервью с человеком, который ответил на вопрос о его профессии, что он бывший заключенный. Игорь Кулламаа провел в сталинских тюрьмах, лагерях и ссылке двенадцать лет. Возвратившись в Эстонию долго не мог устроиться на работу с подпорченной биографией и только спустя время стал трубочистом. Сидя наверху на пятидесятиметровой трубе, смотрел вниз на землю и вспоминал, что когда-то работал на урановых рудниках на километровой глубине, как житель ада, а сейчас судьба его подняла аж в небеса. « Вот такую высокую карьеру сделал»- шутил он.
Одним из моих собеседников был председатель правления института прав человека, заместитель председателя союза бывших политзаключенных Ааду Олль. Находясь на Колыме, он начал собирать материалы о советских лагерях, в его картотеке зафиксировано около трехсот мест заключения на Колыме и в Северной Якутии, этот материал в дальнейшем он собрал в книгу.
Сейчас, как известно, обострились эстонско-русские отношения,
9 мая президента Эстонии не будет на праздновании Победы в Москве, что вы думаете по этому поводу?
Мне кажется, что образованный человек, тем более политик должен быть способным к абстрагированию явлений. Да, в потоке жизни все едино, но вопрос победы над фашизмом не обязательно всегда связывать с вопросом дальнейшей судьбы эстонского народа. Если весь мир собирается отмечать в Москве именно победу над фашизмом, в том числе и представители тех восточно- европейских стран, которые, как и Эстония из-за сталинской политики потеряли свою свободу, то отсутствие представителя Эстонии волей-неволей воспринимается, как отсутствие государственной мудрости. Неужели Эстония находится в дисгармонии даже со своими новыми союзниками?
Русские ветераны войны, которые разгромили, напавших на их страну фашистов, достойны уважения и вопрос агрессивной сталинской политики 40-х годов, как в отношении Прибалтики, так и всей Восточной Европы, вопрос, конечно же, сверхсущественный, но не обязательно тот, который следует поднимать в праздничный день для воинов – победителей фашизма.
Почему же в эстонской прессе подчеркивается, что именно 9 мая надо говорить об оборотной стороне победы над фашизмом?
Вопрос спорный. Бесспорно лишь то, что Эстония тем самым, дала сейчас великолепную возможность для недружественной критики в свой адрес. Российская пропаганда с удивительной легкостью называет эстонцев фашистами, да и конкретные промахи современной латышской политики как-то мимоходом становятся и эстонскими ошибкам и т.п. Если мощное медиа крупной страны с утра до вечера твердит о том, что ты фашист или антисемит, твой имидж уже будет испорчен.
И хоть я знаю, что довоенная Эстонская Республика была в «Золотой Книге» еврейского национального фонда отмечена за свои заслуги перед еврейским народом, очень легко сегодня смешать все в одну кучу: и памятник в Лихула, и фашизм с антисемитизмом, и лагерь смерти в Клоога и т. п.
Все чаще я думаю, неужели нужно пережить войну, стихийное бедствие или атаки террористов, чтобы люди сплотились, стали милосерднее и пришло взаимопонимание.