В Израиле нет детских домов. Их наличие – позор для страны. Разве может ребенок быть ненужным, бесхозным. Благо, у евреев дружные, большие семьи, его отогреют, воспитают, успокоят, выучат, выведут в люди. И в этом цивилизованном государстве, где нет детских домов, где каждый ребенок – радость, идол в семье, пресса рекламирует огромное количество домов для престарелых разных категорий. Для бедных и богатых, для самостоятельно передвигающихся и совсем беспомощных, для тех, у кого есть очаг и для бездомных. Все для них – для которых у нас нет времени, для них, лишенных тепла своих подрастающих внуков, для них, мечтающих когда-нибудь вновь собрать за семейным столом свою большую семью, и обязательно детей, много детей…

Я снимала квартиру старой женщины, проживавшей в доме для престарелых. Все это время хозяйка надеялась вернуться, сделать ремонт, в канун субботы зажечь свечи и позвать в гости своего единственного сына с семьей.

Она жила этим днем. А летом похоронил ее любящий сын, так ни разу и не привезя в ее, когда-то уютную, квартирку. Просто не было времени заниматься капризами старухи – и так ведь не мало надо было платить за ее содержание. Молодой хозяин (сдавая квартиру) извинялся за грязь, отсутствие уюта, советовал нам самим выбросить старые вещи матери, говорил, что ему некогда рыться в этом ненужном хламе.

Наша хозяйка была родом из Бесарабии, приехала в страну сразу после войны, пережив страшную катастрофу своей нации и семьи – муж пропал без вести, а дети с мамой погибли в концлагере.

Не было ей покоя на обожженной земле, не было даже могил, где можно было бы выплакать свое затвердевшее горе.

На пароходе, так долго пробивавшемся к Святой земле, умирали не только больные и старики. Рядом с ней, лежа в трюме, лелеяла мечту о Иерусалиме молодая женщина с ребенком. О чем только не было переговорено, каких планов они не строили.

Сима, мать маленького Зорика, мечтала о том, как ее сын выучится, станет врачом или адвокатом, получит высшее образование. Ведь у него хорошие мозги и доброе сердце, – любила повторять любящая мать. Она умрет внезапно, не успев промучиться и замучить окружающих. На этом пароходе все умирали тихо, без криков и стонов, видимо боясь причинить беспокойство остальным. Какая-то непонятная болезнь косила несчастных пилигримов, или везли они с собой дикую усталость и истощение, накопившиеся за годы войны. Только теперь, расслабившись, мечтая о далекой и уже близкой родине, обессиленные люди не могли бороться за свою жизнь.

Пятилетний Зорик еще долго искал свою маму, зажав под мышкой крохотный чемоданчик с документами. Но на землю Израиля ступит он уже с мамой Идой. Годы сотрут из памяти у сына совсем детские воспоминания. Ида отогреет, воспитает, выучит его, так и не устроив свою личную жизнь. Всю свою нерастраченную любовь она бескорыстно подарит своему сыну. За всю жизнь он никогда не станет ни в чем ущемлен. Не заметит он и того, что мать не будет иметь выходных, отпусков. Зорик действительно окажется талантливым учеником, участником многих олимпиад, а затем успевающим студентом и не менее преуспевающим адвокатом.

Я с жалостью выбрасывала покрытые пылью старушечьи вещи, когда-то очевидно любимые хозяйкой. Сын мой попросил оставить ему маленький чемоданчик для игр. Раскрыв его, я обнаружила пачку писем пропавшему без вести мужу. На конвертах был единственный адрес: «Другу моему, мужу».

А еще там были документы и фотографии, на которых смеялся в объятиях чужой женщины маленький Зорик.

В Израиле нет детских домов, ибо нет брошенных, никому не нужных детей.