Еще при жизни у нее был памятник, но совсем не такой, какой полагается за выдающиеся достижения. Просто однажды, вдруг поняла она, что совсем одинока в этом мире, а проводить ее в мир иной, похоронить и оплакать будет некому. Нет, были родственники, далекие племянники, только и ждущие ее конца, а может еще и подарков при жизни. Но среди них не было родной души, да и сама она не старалась обласкать кого-нибудь. Вот тогда и решилась на страшный грех: увековечить себя самой.

Сначала ей было жутко смотреть на потертый холодный кусок мрамора, но когда художник спросил, какой текст написать, вмиг ее сомнения улетучились, и уже уверенной рукой она вывела на бумаге «Лия».

– Дат не нужно, – перехватила она вопрос. – А вот фото я обязательно принесу.

Перерыв вечером ворох фотографий, остановилась на одной – там улыбалась красивая молодая женщина. Ее – Лию, там любили.

– Это ваша дочь? Примите соболезнования, – не дал опомниться и возразить кладбищенский художник. – Очень похожа.

– Правда? – с грустью спросила Лия. – Вы уж постарайтесь не тянуть, скоро дожди, мне еще нужно успеть посадить цветы.

Уже много лет она жила одна в квартире, в которой оставил ее последний муж. О нем она иногда вспоминала, благо не нужно напрягать память, это было, как будто вчера. На ее глазах его сбил автобус. Борис, муж, был очень близорук, а тогда он поспешил навстречу ей, стоявшей на другой стороне улицы.

– Лиичка! – крикнул он, и этот последний крик слился с визгом колес и вздохом толпы.

Нелепый, полуслепой человек смог сделать ее годы уютными и обеспеченными. Борис заботился о своей жене, как о маленьком ребенке, хотя последняя только капризами напоминала малое дитя. Он приучил ее отдыхать на лучших курортах, открывая с восторгом все новые места. Однажды предложил съездить в райский уголок у Черного моря, где такая неземная тишина.

– Где же такое еще бывает? – спросила жена.

– Феодосия!

– Нет! – резко остановила Лия. – Это жуткое место, как ты бываешь нелеп со своими идеями.

Борис ни о чем никогда не расспрашивал – это было условием ее связи с мужчинами. Женщиной без прошлого – вот, кем она была для всех. А сейчас близорукий мужчина попытался бесцеремонно задеть недозволенное.

Ночь прошла для двоих без сна.

– Прости, родная! – нашла Лия утром записку на кухонном столе. – Я так неуклюж.

– Ревнует, дурак, – в сердцах подумала она.

А ведь у нее и не было прошлого, не было детства – ее никто не родил и она никому не дала жизни.

– Бобыль, сорняк, – раззадоривала себя воспоминаниями, и память уносила в  прошлую жизнь, откуда старалась уйти.

Не было голодных лет, побега из дома, безумный ночей у Черного моря, в Феодосии, не было большой любви к взрослому мужику, который страстно клялся и равнодушно смотрел, как ее насилуют его дружки. Таким образом он наказал свою возлюбленную за лишний танец с чужаком. Сам он не принимал участия в дикой оргии и спустя время пытался этим оправдаться перед ней. От той ночи осталась жуткая боль, и когда во сне она видела вновь эту страшную картину, то утром с телом мучилась и плакала, униженная и искалеченная душа.

Тогда случился выкидыш, его ребенок взбунтовался против насилия и уже навсегда, на всю жизнь пустовало детское место. С той давней поры Лия унесла в мир злобу, чувства одичали, а тело никогда не приносило наслаждений. Ее дикая красота и злой темперамент вызывали желание, заставляли дрожащие руки отдавать хрустящие купюры. Ей стало наплевать, кому принадлежат эти деньги и кто обладатель нетерпеливых рук. Нельзя было только задумываться, ибо проклятое прошлое причиняло боль. С кем поделиться, кому отдать награбленное у самой себя? Тело все же постепенно, может быть, не так быстро, как душа, но усыхало и черствело. Теперь она стала чаще жалеть себя и ей казалось, что в ласках мужчин никогда не было нежности и любви. Никого не приблизила к себе Лия, ибо не могла и представить, что утром на ее подушке будет лежать чужая голова, что чей-то храп сможет среди ночи разбудить и без того чуткий сон, что увидит чью-то фигуру в пижаме за утренним кофе. Эти мысли надолго вычеркнули из жизни образ мужчины-мужа.

Борис возник на ее горизонте, когда она уже давно похоронила в себе женщину.

Ей удалили сначала одну, потом часть второй груди. Врачи удивлялись  мужеству и осуждали близких и друзей, которые не приходили проведать. Она сама выкарабкалась из лап смерти, но когда пришла домой, то пожалела, что сделала это.

Дом был пуст, как всегда. На следующий день пришел агент из страховой компании. Вообще-то чужих она никогда в дом не пускала, а верный дверной глазок  на этот раз высветил большого седого мужчину в очках. Равнодушно впустила, только страховаться не стала, а лишь попросила выпить с ней чаю.

– А не боитесь? – спросил близорукий агент. Вы ведь меня не знаете.

– Мне уже ничего не страшно. Я побывала там недавно, в другом мире, – ответила Лия. – Не так уж плохо. Вот первый день дома после больницы, операция была.

– Тогда я вас обслужу. Можно? – засуетился мужчина. – Вы только командуйте, где, что. Господи, да у вас холодильник пустой, и даже хлеба нет. А я заметил магазин поблизости, разрешите сбегать.

– Разрешаю, только возьмите деньги, –  вынула из шкафа сторублевку.

– Это правда, я таких банкнот в карманах не держу.

– Как суетится, наверное, голодный, – подумала Лия. – А может просто мошенник, и не вернется, какой-то он весь странный.

Борис пришел, вернее прибежал запыхавшийся, весь в свертках, и торжественно вручил ей одну розу.

– С выздоровлением! Но это на мои, на ваши я не транжирил.

Он выходил ее бульонами и фруктами, выжимал соки, выгуливал в сквере, ничего не прося взамен. Сначала даже есть отказывался – все спешил на работу. Он был вдов уже несколько лет, тосковал по семье…

Прошел месяц, другой, а Лия все не могла решить, что же ей делать с этим неуклюжим агентом. Странное чувство обволакивало – будто снова далекое детство, и мамины руки гладили ее. Она даже думала, что, наверное, должна любить этого человека, но не проскакивала искра, которую когда-то в юности грубо притушили. Она привыкла к его визитам и это совсем не раздражало. Но вот внезапно Борис перестал приходить, и Лия забеспокоилась, занервничала, ведь даже адреса его она не знала, фамилию не запомнила. Потом вдруг успокоилась и подумала:

– Может и к лучшему, что мне с ним дальше делать – не в мужья ведь на старости.

Дни стали длинными, противными, подходил намеченный на конец месяца прием к врачу, который должен определить вместо кукушки, сколько же лет ей отмеряно, а может и дней… Эта чертова болезнь непредсказуема.

Она загадала, если Борис вернется, то судьба подарит ей еще несколько лет.

Он пришел перед самым ее уходом к врачу. Ездил на похороны к сестре в Минск. Сразу после поезда забежал в Лии. Вечером она его уже никуда не отпустила. Так они стали жить вместе, два пожилых, одиноких человека. Ей нравилось принимать от него внимание, заботу, а он был счастлив дарить ей это. Впервые Лия была женой, и именно по ее инициативе были узаконены их отношения.

И все же странно. Нелепая смерть мужа не вывела из равновесия. Ей было жаль себя. Она сердилась на него, что он только на несколько лет дал ей иллюзию тепла и покоя, чтобы потом снова ей не хотеть просыпаться утром. Сейчас она шла на приемы к врачу, моля Всевышнего, чтобы он отмерил ей только часы. Но Бог давно не слышал ее и, видимо, не хотел еще видеть у себя на небесах. Теперь, когда и памятник стоял уже готовый, и цветы успели расцвести – Лия поняла, что совершила она какой-то великий грех на этой земле, если не может больше радоваться свету. Не осознала она, что это над нею, над ее душой и телом надругались, что несет она в себе еще грех тех, кто это сделал.

Как-то пошла на кладбище, проведала могилу мужа, потом пошла полить цветы у своего памятника. Увидела заплеванный, заляпанный перевернутый мрамор, и ей стало так страшно, как будто это с нею самой, живой, сделали.

– Господи, за что? – застонала Лия.

Скоро стон превратился в громкий плач и проходившие посетители кладбища оглядывались и сочувствовали одинокой старухе.

– Видимо, недавно похоронила душу близкую. Бедняга.