Зиновий  явно ощущал приближение смерти. Крепкий физически, еще не старый, полный сил, он чуял, что совсем скоро будет призван к ответу.             Это случилось на прошлой неделе, ночью. Он проснулся внезапно, не успев понять, что его разбудило. Жена Люся спала с накрученными на бигуди волосами, раскинувшись на широкой постели, с открытым ртом, шумно вдыхая тяжелый воздух ночи. Стараясь не потревожить сон супруги, Зиновий осторожно вылез из-под одеяла, открыл окно и замер перед глухой темнотой возникшей картины.

– Что же разбудило меня, – пытался вспомнить.

Ведь он был из тех редких людей, которые никогда не видят сновидений.

В юности Зиновий бахвалился сном здорового человека. Для него удобство постели никогда не играло роли, он мог спать сидя, стоя, в автобусе и в самолете. Будильником был его мозг, которому он давал команду.

– Пора заснуть, дружок, – посылал Зиновий себе приказы. – Но не больше часика.

И сразу тело принимало очертания стула или дивана. Это была отнюдь не легкая дремота, а тяжелый с громким храпом сон честного человека без угрызений совести. Конечно, случались и казусы, однажды он даже заснул на столе начальника. Последнего срочно вызвали на совещание, а Зиновий как раз испытывал после ночного дежурства резкий недостаток в отдыхе.

– Вот то, что мне нужно, – быстро оценил он ситуацию. – Часик здорового сна и я снова в форме.

На этот раз стулья ему показались слишком уж жесткими и глаз моментально оценил подходящие размеры длинного стола.

– О! Даже подушечка, – подложил он под голову пухлую папку начальника.

Эта-то папка и привела ее хозяина в кабинет. Открыв дверь, начальник замер: картина была до того необычной для данного времени дня, для этой комнаты и для глаз лишенного юмора хозяина, что последний, боясь потревожить сон подчиненного, обойдя на цыпочках стол, с огромной осторожностью, словно драгоценный сосуд, приподняв голову спящего, извлек из-под нее нужные документы.

– Тчш… тчш…, – для пущего успокоения, пятясь, выходил он из комнаты.

Эта история не была бы разглашена вовсе, если бы через некоторое время секретарша начальника не захотела бы занести бумаги на оккупированную территорию своего босса. Потревоженный Зиновий, нисколько не смущаясь, ловко спрыгнул с жесткой постели, расправил смятый пиджак и, затянув покрепче галстук, пожелал обалдевшей секретарше доброго утра.

Но если в молодости он гордился своим умением засыпать, то потом стал комплексовать, и когда коллеги и знакомые обменивались впечатлениями ночных видений, он с жадной завистью внимал им.

– А неужели вам никогда ничего не снилось? – пытали навязчивые сотрудницы.

– Нет, – виновато улыбался допрашиваемый.

– Ну, не цветные, пусть черно-белые сны.

– Да нет, – смущался Зиновий.

– А кошмары? – не унимались экзальтированные дамочки.

– Что, и погони не было, и вас не убивали? Боже мой! И даже никогда не любили? – пожалела некрасивая дылда.

– Да брось, старик, – вмешался коллега-эротоман, неужто не баловал там в фантазиях с какой-нибудь сексапилкой?

– Да отстаньте вы, – мне незачем придумывать себе все это. У меня здоровая психика…

– Любящая жена, хорошая работа, заботливые дети и большая зарплата, – подхватывали насмешники.

– Представьте себе, – обижался в сердцах Зиновий.

Но именно так все и было, он нисколько не преувеличивал. Его Люся была заботливой женой, они были женаты уже почти четверть века…

Конечно, она немного расплылась и вряд ли кто-нибудь узнал бы в сегодняшней бесформенной тетке с оплывшим лицом, неухоженными руками, ту милую хохотушку Люсеньку-студентку, которую с таким трудом Зиновий когда-то отбил у своего приятеля. Давно она уже была для него, впрочем, как и он для нее, предметом быта, удобным и необходимым в повседневности.

И постель стала лишь мебелью для отдыха, много лет назад утратив свое таинственное предназначение. Мужчина же в нем заснул летаргическим сном, наткнувшись однажды на металлические бигуди жены.

Да он и не тосковал по прошлому – все так быстротечно. Сейчас Зиновий находил удовольствие в уютной, хорошо обставленной квартире, в большом экране нового телевизора, в забитом едой импортном холодильнике и в предвкушении наступающего пенсионного возраста. Он запасся впрок заботой толстой Люси и выросших устроенных детей. И вот сейчас, наслаждаясь казалось бы заслуженным заработанным статусом, отказала вдруг самая надежная опора – его сон.

Зиновий стоял перед раскрытым окном, растерянный от неожиданного пробуждения.

Духота летней ночи дурманила голову, а мерцающие в темноте огоньки звезд весело подмигивали.

– Ну что мужичек, – как будто хотели они ему сказать. – Долго еще будешь на печи лежать, бока мять. Ведь пробьет час, о чем вспоминать станешь у нас на небесах?

Зиновий ухмыльнулся дурацким мыслям и посмотрел на спящую супругу, металлическая голова которой беззаботно покоилась на кружевной подушке. Ну как ее любить такую, даже опасно для здоровья, немудрено пораниться. Грустные рассуждения привели его на кухню к хлебосольному холодильнику. Но есть почему-то совсем не хотелось. Достав непочатую бутылку водки, он медленно повертел ее в руках, но и она не возбуждала никаких эмоций. Зиновий подошел к шкафу и вынул свою спецодежду, в которой иногда дежурил ночью. Вскоре из зеркала на него смотрела смешная фигура в джинсах и кроссовках.

– В поход, Зиновий, – дал он себе команду и вдруг бутылка водки удобно разместилась в дипломате.

Зиновий посмотрел на часы, светящиеся стрелки которых показывали полчетвертого. Скоро ведь рассвет, а как странно, он ни разу в жизни его не встречал. Все еще не наметив маршрут, он шел, рассекая темноту ночи, наталкиваясь на редких прохожих, шарахающихся от него. Внезапно Зиновий почувствовал резкий толчок и пустоту воздуха в руке, недавно державшей дипломат.

– Черти, – закричал он. – Да, я для вас нес. Можно было бы и попросить культурно. Я ведь много не пью, – не унимался обиженный Зиновий. – Мне бы только компания.

– А не врешь, – откуда-то из темноты донесся молодой голос.

И враз его обступили, окружили темные силуэты.

– Ну что дяденька, испугался, – заигрывали с ним незнакомые люди.

– А вы кто? Бродяги? Хулиганы?

Ответом были резкий смех и улюлюканье.

– А, понял, вы панки. Жаль, что не вижу ваших лиц.

– Ты чувствуй лучше тела наши, ну как? – терлись о него молодые проказники.

– А среди вас и женщины есть, правда? – смеясь спросил Зиновий.

– Кого среди нас нет, – ответил грубый голос. – Разве только слюнтяев не берем.

– Понял, понял, – радостно заговорил потерпевший. – Я понял: вы секта. А чему вы поклоняетесь? Во что верите?

– Любви, сексу, – вздыхали жаркие незнакомые силуэты. – Хочешь быть с нами? – почувствовал он на лице обжигающее женское дыхание.

– Не знаю, смогу ли, у меня нет опыта.

– Сможешь, иди за нами, – увлекали голоса.

Совсем скоро он очутился в большом, темном помещении, где источником света был лишь небольшой костер.

– Освободись, – прошептал сзади женский голос, и две длинные красивые руки начали снимать с него одежду.

– Мне холодно, – запричитал Зиновий. – Я не привык, постойте, я сам.

Но ловкие пальцы уже сбрасывали последнюю маленькую деталь костюма.

Зиновий дрожал. Ему было стыдно, холодно и неуютно. Женщина оказалась юной, сильной, с красивой фигурой. И рядом с ней небольшой, худенький человек совсем оробел.

– Ну, не дрожи, идем согреемся.

Он и не хотел дрожать, но предательские зубы не переставали стучать, а колени подгибаться.

– Меня Алисой зовут.

– А меня, – начал Зиновий.

– Не надо, – закрыла она ему рот рукой. – Сегодня у тебя другое имя. Но почему ты сказал неправду, ты так хорошо ласкаешь, ты все умеешь, ты такой сильный, такой красивый, – осыпала Алиса жаркими поцелуями тщедушное тело.

Зиновий чувствовал, что в руках у него совсем уже не женщина, а раскаленные угли, готовые вот-вот воспламениться. Жар их притягивал и согревал, но никак не мог разбудить к жизни его плоть.

– Алиса, – шептал он. – Алиса…

– Ты потрясающий мужчина, ты лучший…

Эти-то слова и явились разгадкой к тайне, неким заклинанием от долголетнего проклятия.

– Теперь можно и умереть! – прошептал он в экстазе.

Комната стала заполняться голосами и обнаженными силуэтами, среди которых мелькали знакомые лица. К нему подошла девушка с его дипломатом.

– Ты потерял, – сказала она голосом секретарши начальника.

Он поднял глаза, это действительно была она, только голый ее облик, был намного привлекательней.

– Вы давно здесь? – тихо спросил Зиновий.

– Нет, – соблазнительно заулыбалась девушка, – чуть раньше вас.

– Здесь чудно, правда, – бодро заключил он. – Все такие милые. Я угощаю, – Зиновий вынул бутылку из дипломата. – Дорогие мои, вы вернули меня, я родился сегодня…

Его хлопали по плечу мужчины, дарили поцелуи женщины, а он, голый и счастливый, не уставал благодарить их.

Вот ему почудился еще один знакомый взгляд. Как похожа девушка на его молоденькую Люсю. Она беседовала с Алисой и глаза обеих излучали любовь и восторг к нему.

– Люся, Алиса, я никогда не встречал рассвета. Идемте, – схватил он голых девушек и увлек к выходу.

Яркое светило ослепило их, но Зиновий выступил вперед, защищая девушек своим сильным телом, только руки его неожиданно наткнулись на что-то металлическое, и громкий крик заставил открыть глаза.

– Ты что размахался, приснилось чего? – повернулась на другой бок жена.

– Неправда, – закричал Зиновий. – Это не сон, мне не снятся сны, – бормотал он, слезая с постели.

Осторожно открыл шкаф, ища глазами джинсы и кроссовки – но их там не было. Медленно приоткрыв холодильник, Зиновий затаив дыхание, с радостью обнаружил пропажу водки.

– Я же говорил, что мне не снятся сны.

В кухню, потягиваясь, выплыла Люся.

– До чего же наглые стали сантехники, ты не поверишь, за поганый кран пришлось бутылку водки вчера отдать.

– Как? – жалобно простонал Зиновий. – Зачем, Люся?

– А чего? Тебя ведь не допросишься починить.

– А где джинсы мои?

– Ну вот… нашел на тебя снова приступ крохоборства, никакого хлама выбросить не даешь. Брось, старик, пора образумиться, ну чего ты? Ой умора, если б знала, что так убиваться станешь по шмоткам старым… умора!

– Люсенька, иди сюда, – Зиновий усадил ее на стул и стал медленно снимать с головы металлические бигуди.

Скоро ее голова превратилась в кудрявого барана, а Зиновий все не унимался, продолжая освобождать от оков женщину. Толстая Люся, в кудряшках и без одежды, затихла, боясь шевельнуться, вспугнуть мужа, а он все не уставал творить, вызывая в памяти ночные образы.