Лысый кумир
Дядя Миша никогда ничего не рассказывал о своем прошлом:
– Ты что не был мальчиком? – пытали мы его.
– Нет, я всегда был дядей, – шутил он.
Никто не помнил, когда он приехал в наш двор, откуда его занесло в эти края. Был он маленького роста, крепкий, толстенький мужичок, большой любитель покушать. Совершенно лысой, не выбритой, а гладко, зеркально - девственной была голова с вечно улыбающимися глазами. Его любили соседи, может потому что в гости он всегда ходил с щедрыми гостинцами, шутил, рассказывал анекдоты. Мы же, дети обожали своего правозащитника – когда наступал момент и взрослые важно выпроваживали нас спать, он говорил:
– Пусть посидят еще, они ведь маленькие только с виду.
Играя с нами в войну, дядя Миша всегда бывал на стороне врагов, тем самым, добровольно подставлял себя под удары партизан или красных. Если мы были маленькими человечками, то он был большой ребенок.
Гоняя с мальчишками в футбол, весь раскрасневшийся, потный, сам перекатывался, словно мячик. Излюбленным его ударом было отбить мяч лысой головой – этот прием был виртуозен и все мы с восхищением ждали его.
Не обижал наш друг и девчонок, давая себя наряжать и красить.
– Совсем в детство впал мужик, – плевались бабы.
– Своих детей не нажил, а душа просит, – защищали дядю Мишу мужики.
Нас же вовсе не волновали пересуды взрослых, ибо никто из них никогда не отдавал малышам столько времени, как этот добрый толстяк. Как-то, в воскресный день, вырвав из привычной атмосферы двора, он повел команду детворы в городской парк. Вечно голодная стая еле разместилась за большим столом в фешенебельном ресторане – дядя Миша «гулял». Стол ломился от невиданных прежде кушаний, но, к сожалению, детские желудки быстро насытились, и он попросил официанта принести корзинку, чтобы оставшиеся яства уложить в соломенную тару.
– Возьмем с собой в путешествие, – ответил на немой вопрос, застывший в детских глазах, щедрый кормилец.
– С вас сто пятьдесят рублей – бросил официант, заставив нас теперь уже раскрыть не только глаза, но и рты.
Эти деньги были недосягаемой зарплатой для наших трудяг-родителей. Немая сцена вынудила рассмеяться добряка, и он широко раскрыв бумажник, выудил из толстой пачки банкнот несколько красивых бумажек.
– Сдачи не нужно, мы довольны, правда друзья? – спросил кумир детворы.
– Да! – завопила в один голос малышня.
Путешествие проходило по красивой извилистой реке в большой лодке, на которой мы и причалили к живописному острову. Там, в райском уголке, на свежей молодой травке, отдыхали, ели, пили, уставшие за неделю трудящиеся.
– Дядя Миша, а давай мы тоже огонь разведем, – стали клянчить толстяка дети.
– Это можно, я большой любитель костров, соберем-ка хворосту, ребята.
Нас не надо было просить дважды, скоро гора сухих веток лежала перед ногами предводителя.
– Сейчас, еще чуть-чуть, – вытащил он откуда-то из кармана большой красивый нож, и начал умело стругать и резать, укладывать в красивую пирамиду ранее беспорядочную кучу. Длинное лезвие сверкало в маленьких ловких ручках и, отражая солнце, слепило наши восторженные глаза.
– Дядя Миша, какой красивый у тебя нож, можно подержать? – затаив дыхание, заметил один парнишка.
– Нет, милый, это опасная игрушка…
День был теплый, яркий и все мы хотели, чтобы он никогда не кончался – праздник, устроенный добрым другом. После купания корзина с продуктами была мгновенно опустошена, а мы довольные и умиротворенные, смотрели на огонь, искусно умеющий погружать души в мир грез.
– А расскажи что-нибудь страшное, дядя Миша, – шепотом попросила я.
Мою идею мгновенно подхватили остальные.
– А правда, охота чего-то жуткого.
Темнело, теперь уже солнечные блики на лицах сменились на световые тени от волшебного огня.
– Я знаю лишь сказки со счастливым концом, не получится у меня жуткого…
– Ну вспомни, пожалуйста, – застонали, предвкушая ужасы, маленькие слушатели.
– Сейчас… пороюсь у себя в лысой черепушке… может чего-нибудь вспомню… хотя… можно и пофантазировать…
– Тебе не холодно? – снял с себя пиджак и укрыл маленькую соседку дядя Миша.
Так… ну это очень страшная сказка, слабонервных прошу уйти, – никак не решался начать рассказчик.
– Давай, начинай, – уже в атмосфере ужаса шептали дети.
– В некотором царстве, в некотором государстве жил злой-презлой король, он никого никогда не любил, он даже не знал, что на свете есть Любовь. Ему нравилось мучить животных и людей, он радовался горю и слезам, унижал и оскорблял своих подданных и никто не осмеливался сказать, какой он мерзкий. Все хвалили, лебезили, целовали ему руки, потому что все хотели жить. Тяжелее доставалось женщинам, ибо мужчины молчали и не задавали вопросов, а женщины должны были ублажать его не только собою, но и своими детьми, которых он мучал, пытал и умерщвлял. Никто не догадывался, что злой король был оборотнем, его заколдовали и прокляли еще во чреве матери, и вернуть ему человеческий облик мог только самый слабый среди людей. Шли годы, уже редко можно было услышать смех и игры детей, перестали рожать женщины. Ведь дети – это плод Любви, а из мрачного жуткого царства Любовь ушла. Влачили жалкое существование бесполые особи, не радуясь больше солнцу и свету. Но дожидаясь глухой темноты, когда все живое засыпало, свидетелями страшной тайны становились мерцающие звезды.
Из одной хижины проскользывало несколько теней – две большие и одна маленькая – пробирались к реке и там, скинув с себя одежды, три тени бросались в холодную воду и обретали свободу. Их ничто больше не сковывало. Не видя друг друга в ночной тьме, они играли, ныряли, наслаждались присутствием друг друга, ибо через которое время отец и мать снова вынуждены будут закрыть в подвале любимое дитя от ненасытного злодея. Мальчику было уже семь лет, но ростом он был с пятилетнего ребенка, ибо все свои годы привык спать согнувшись в подземелье. Взрослые ему не рассказывали, что существует другой светлый мир, и он рос, довольный и счастливый.
Как-то, после одного из ночных купаний, к нему никак не приходил сон, маленькое тельце сопротивлялось, оно росло и, как зеленый побег стремилось к свету. Вдруг он услышал сверху глухой голос отца и плач матери.
– Завтра моя очередь, лучше умереть, чем идти к этому чудовищу. Спаси меня, сделай что-нибудь, умоляю, – шептала она.
– Он уничтожит нас, если я пойду против него, а как же тогда наш сын, – шептал отец. – Зачем мы его столько лет скрываем, он должен вырасти, набраться сил, чтобы выжить.
– Ты прав, – согласилась мать.
Затаив дыхание, лежал маленький человек под землей. И теперь, связав воедино ранее слышанные фразы, с сегодняшним разговором, понял все: он пленник чего-то ужасного, а его любимая мать завтра должна умереть.
Тут дядя Миша остановился, закурил папиросу, а мы не смея нарушить паузу, молчали.
– Вы помните, кто должен был спасти этот мир? – спросил сказочник.
– Самый маленький, – шептали дети.
– Самый слабый, – говорили другие.
– Тот, кто не боится умереть, – добавил рассказчик.
Итак, наш маленький герой, накинув на себя черный плащ и превратившись в сгорбленного старичка, украдкой пробрался за несчастной женщиной во дворец. Глаза его слепил непривычный дневной свет.
– Я убью его, – сквозь слезы шептал ребенок.
Спрятавшись за штору он заметил свою мать. С нее сняли одежду и при дневном свете мальчик впервые увидел Красоту – там, в темной реке он только ощущал тепло ее рук, лица, а сейчас перед ним было что-то другое – прекрасное, и скоро должен был наступить момент, когда оно исчезнет. Мальчик с силой сжал в мокрой ладошке нож…
Дядя Миша остановился, закашлялся от дыма папиросы, глаза его наполнились слезами…
– Тебе плохо, дядя Миша, – спросила я.
– Сейчас пройдет, – тихо ответил он и продолжил.
Мерзкий, противный великан вошел в комнату и протянул руки к его матери.
– Нет, – закричал ребенок. – Она моя.
И с этими словами вонзил нож в живот чудовищу.
– А что дальше? – наперебой закричали дети.
– Зло было уничтожено. И воцарился мир, и вернулась Любовь к людям, стали рождаться дети.
– А что же мальчик, – спросила я.
– Он вырос, – закончил дядя Миша.
Странную особенность имел лысый толстяк – приходить, когда мы уже и не ждали. С его появлением у нас начинался праздник, мы прогуливали школу, убегали из дома, только чтоб побыть с ним. Кому нужнее были эти встречи уже трудно сказать. А однажды я услышала разговор соседки с моими родными.
– К вам не приходили из милиции, вроде по описаниям, нашего толстяка разыскивают.
– Что мог натворить лысый одуванчик, разве на алименты бабы какие подали, – махнул рукой папа.
– Да нет, сказали вроде давно в бегах, как особо опасный, за убийство какое-то.
– А вы чего? – спросила мама.
– Обещала сообщить, ведь пригрозили наказать за сокрытие.
Меня никто не замечал, сама же я, боясь шелохнуться, прилипла мокрой спиной к стулу. Наш друг – преступник. Не может быть, – путались мысли.
– Какой ужас, – выдохнула мама, ребенка ему доверяем.
– Да нет, чепуха, ошибка, не паникуй... только когда он придет, девчонку убирай с глаз. Ну, а с милицией пусть дружат другие.
Не я одна слышала разговор своих родных. Вечером, под лестницей, в нашем убежище собрались друзья дяди Миши.
– Кто верит в эту чушь, пусть лучше уйдет отсюда, – категорически заявила я.
Все остались сидеть.
– Почему он никогда о себе не рассказывает?
– Он все рассказал, неужели вы не поняли, – проговорил старший из нас.
– Его сказка… – подсказала другая.
– Он герой, он не преступник, – сказала я.
– А мои обещали его выдать, они боятся – тихо, стыдясь, произнес малыш.
– Давайте его караулить, дежурить… его надо спасти, – зашептали детские голоса.Каждый день сменялись часовые у ворот, но толстяк все не появлялся.
Мы не переставали ждать, помня его привычку внезапно появляться, его щедрое сердце, его умение любить…